— Пустите, вы, изверг! Мне плевать, что вы там хотите… Вы сами прекрасно знаете ответ, и я не собираюсь больше вас развлекать!

Все мои попытки оказались совершенно бесполезными — драконьи лапы казались стальными кандалами, и во взгляде ящера блистала та же светло-голубая сталь. Мне только и осталось подвывать от бессильной ярости.

— Ответь — и все закончится, — произнес он, и не подумав хоть немного ослабить хватку.

— Садист! Живодер! Гад! — Бросала я ему в лицо, все еще пытаясь трепыхаться.

— Где он? — Алирийский лишь крепче сжимал пальцы на моих плечах, и в какой-то момент я не выдержала.

— Мертв! Джей мертв! — закричала я. — Слышишь ты, чудовище? Его больше нет… Ты это хотел услышать?

Это признание забрало все мои силы — и я затихла в руках дагона, едва не повиснув на нем безвольной тряпкой. Даже плакать уже не могла.

До этого мне казалось, что " свет померк» — это просто выражение. Оказалось, нет. Все краски вокруг стали блеклыми, грязными, будто я смотрела на мир через серое стекло. И с чувствами творилось то же самое. Все что я могла ощущать — это безмерную усталость и тупую ноющую боль в груди.

— Перенесите меня обратно, — попросила почти безразлично, не глядя на стоящего рядом мужчину.

— Хорошо.

Ящер наконец-то отпустил мои плечи, и я едва не пошатнулась, но заметив, что он снова намеревается меня подхватить, тут же сделала вполне уверенный шаг в сторону.

— Не трогайте меня, — попросила тихо. — Пожалуйста. Вы уже сполна отомстили за мои слова.

Он долго смотрел куда-то в сторону с непроницаемым выражением на лице, потом коротко кивнул, подхватил свой сюртук, мои вещи — и открыл переход в свой кабинет.

— Ли! — окликнул он меня на прощание. Я обернулась, разглядывая исключительно лацканы его сюртука. — Разве твой брат не достоин памяти?

Я молча развернулась и вышла прочь из его кабинета.

И первое, что сделала, вернувшись к себе в комнату — засунула почтовую шкатулку подальше под кровать.

— Я в горы.

Дартен отвлекся от старинного философского трактата, который изучал, посмотрел на стоящего перед ним друга — и зеленые змеиные глаза неприятно сузились.

— Не смешно, — произнес он.

— А я, если видишь, не смеюсь.

— Да уж вижу.

В представлении дагона Фаррийского хуже Эрха забавляющегося был только вот такой Эрх — серьезный до мрачности.

— Нашел время… Завтра Совет, не забыл? Мне совершенно не нравится…

— Успею. И не помню, чтобы я интересовался твоим мнением, — прервал Алирийский.

— А стоило бы. — Дарт поднялся на ноги и подошел ближе, разглядывая непривычно хмурое выражение лица Экхарта. — Хм… не знай я тебя, мог бы подумать, что стряслось что-то серьезное, а так — скорее предположу, что ты снова…

— Не знай я тебя, — в тон ему протянул воздушник, не дав Дартену договорить, — уже на третьем слове ты получил бы по морде.

Фаррийский поморщился от подобной грубости и покачал головой.

— Ладно, раз шутишь — если это можно назвать шутками — значит, все не так плохо.

— Дарт, кончай уже нудить, — отмахнулся Эрх от подобных разглагольствований и прежде, чем выйти за дверь, бросил через плечо, усмехнувшись. — И, кстати, я не шутил.

Глава 9

Драконы неуязвимы и бесчувственны

(расхожее мнение)

Я бы слукавила, если бы сказала, что горе поглотило меня целиком и я не помню следующих дней. Все я прекрасно помню. Два дня я безвылазно сидела в комнате, перебирала гору неотправленных писем, которую написала брату за это время, а когда Джинни приходила домой — сжигала их магией под выставленным моей соседкой сферическим земляным щитом. Это занятие приносило облегчение, хотя и нарушало устав университета — пользоваться магией в общежитии было запрещено.

Я много плакала, и эти слезы тоже помогали. Я вспоминала Джея, рассказывала о нем Джин, которая оказалась самым лучшим на свете слушателем, и понемногу, по чуть-чуть, с каждой слезинкой находила в себе силы отпустить и смириться с его гибелью.

«Разве твой брат не достоин памяти?» — звучало в ушах. Разумеется, он был достоин. И я вспоминала его таким, каким он был на самом деле: немного стеснительным, очень добрым и бесконечно верящим в меня и мои дурацкие изобретения.

«Ты сделаешь их всех, Джулс! — говорил он убежденно. — Ты просто обязана. Хочешь, я расскажу о твоем изобретении Ливейскому, он точно оценит?»

Если бы он так не верил в меня, я никогда бы не решилась… Не будучи в силах смириться с его гибелью, спрятавши голову в песок и заставив себя поверить в то, что он жив, я подспудно приписала ему свое изобретение, потому что иначе ни за что не смогла бы так убежденно за него бороться.

«Джей, мой малыш Джей… Прости, что даже после твоей смерти прикрывалась тобой. Наверное, ящер прав, и я просто трусиха, из тех, кто не может смотреть в глаза правде».

Ящер… Думать об Алириском было… больно. Но эта боль была совсем другого рода. Тоска о Джейсоне ныла застарелой, но понемногу заживающей раной. Мысли о драконе кололи точечно, но так остро, что я предпочла совершенно о нем не вспоминать. Да, можете так и записать: Джулия Хоуп — трусиха и тряпка, но это правда было выше моих сил. Если бы я просто злилась или ненавидела Экхарта — и ведь было за что! — все было бы намного проще. Но в том вихре чувств, который я к нему испытывала, злость была, к сожалению, не самой сильной составляющей, и солировала в нем обида. Сильная, пронзительная и какая-то… жалкая. Словно я собака, которую поманили сладкой косточкой и подло пнули в живот. Я не желала думать об этом — и не думала.

Спасение я находила в одном — в работе. Прорыдав пару дней, я занырнула в чертежи с головой, не хуже Двинутого Эйка и еще через сутки нашла в себе силы объяснить всю ситуацию членам летного клуба.

— … поэтому поставить на крыло «Детку» мы сможем, но нормально испытать нам ее не дадут, — закончила я свои пояснения. — А это значит, что известности и признания не видать нам как своих ушей. Скорее всего Алирийский просто скажет нам «спасибо, все свободны».

Минуту-другую в павильоне стояла тишина.

— Но это же не значит, что мы не будем продолжать исследования? — первым отозвался Сойер. — Да мы такой резонанс с нашей «Деткой» устроим, что у дагона просто выхода другого не будет, кроме как представить ее общественности.

— Согласна, — потянула за рыжую пружинку Гвен. — Кто его знает, как дело повернется? К тому же, — она ехидно хмыкнула, — хотела бы я посмотреть, как наш ректор будет объяснять Эйку, что запуск его обожаемой «драконюки» не состоится.

На этом месте мы все, включая и меня, едва не покатились со смеху. Стоило представить изобретателя, взбесившимся бурундуком скачущего вокруг дракона и с остервенением размахивающего гаечным ключом, как все мрачные мысли сразу потеснились. Я бы, кстати, еще подумала, на кого ставить в этом поединке. Что-то мне подсказывало, что чешуйчатому пришлось бы очень несладко.

— Ты как? — обеспокоенно спросил Сойер чуть позже.

Все это время он держался немного в стороне, не лез в душу с расспросами. И я была ему очень за это благодарна.

— Уже лучше, — ответила, слегка улыбнувшись. — Расскажешь, что я пропустила?

— О-о-о! — завел он, дурашливо закатывая глаза, — тут такое было. — Грант чуть не уволился, а потом чуть было не женился.

— Как это? — тут же всполошилась я, позабыв на время о всех прочих тревогах. Если еще и магистр нас бросит…

— А вот так, Анна его допекла. Мик свидетель — быстренько передал бразды правления разговором мой блондинистый приятель.

— Угу, — деловито подтвердил Микки. — Я как раз у деканата ошивался… Ну там есть хвосты кой-какие, не суть. И тут вижу: вылетает оттуда Найджел, и чегой-то ни разу не Тоскливый, а очень даже Бодрый. И давай орать на весь Рейсталь… Мол, раз вы такого обо мне мнения, раз вы меня ни в грош не ставите и уважения ко мне никакого, то я тотчас же увольняюсь. А еще женюсь… вот, на первой встречной..